Герман Буль на седловине между Центральной и Западной вершинами, где ему пришлось отдыхать, в то время как Димбергер в первый раз отправился на вершину. Буль заставил-таки себя взойти на вершину, где в неземном сиянии заходящего солнца его сфотографировал Димбергер, который вернулся сюда за ним следом.

Кульминационный пункт миновал, и пришло ощущение спада. Он начал спускаться вниз.
- Все было кончено. Был ли я действительно счастлив? Пробил ли тот час, о котором я мечтал с тех пор, как впервые ступил на эту гору? Там, внизу, на гребне сидел мой товарищ по связке, человек, вместе с которым я надеялся подНЯI1)ЬСЯ на вершину. Что же можно сказать о самой вершине? Она, безусловно, производила впечатление, а открывавшийся с нее вид был превосходным, однако вершина моей мечты, моей фантазии намного превосходила реальную.
Он поспешил вниз по длинному извивающемуея гребню, затем пошел медленнее, когда достиг короткого склона, ведущего к ложной вершине. Он торопился присоединиться к Булю, который теперь почти наверняка сумел достаточно отдох нуть, чтобы быстро спуститься к палатке. Он перевалил через ложную вершину, почти подсознательно ощущая присутствие К2, маячащего над ним в теплом свете ранних сумерек, а затем увидел, как что-то движется навстречу ему снизу. «Это была желтая точка, она скрыл ась из виду, затем показалась снова. Я навсегда запомню это мгновение. С одной стороны, в это невозможно было поверить, с другой было вполне реально. Герман медленно шел мне навстречу».
Оставшись на понижении гребня, Буль долго безвольно лежал на снегу, затем решимость вернулась к нему. Медленно, превозмогая боль, он потащился по длинному склону, ведущему к ложной вершине. Было ясно, что стемнеет скорее, чем он сумеет добраться до нее, однако имело ли это значение ведь однажды он уже пережил ночь на высоте 7930 метров, переживет и эту.
Димбергер подождал, когда его партнер доберется до него, а затем, даже не подумав о последствиях, повернул и последовал за ним обратно на вершину.
Неожиданно все как-то естественно приняло такой обороm, что я готов был рассмеяться над всеми страхами тех, кто был внизу, их опасениями за их жизни, собственными опасениями, которые я испытал незадолго до этого. Теперь впервые я действительно перешел на ты с местными вершинами. Мир, раскинувшийся подо мной, был очень далеко, будто в какой-то бездне, и почти утратил для меня значение. Я больше не принадлежал ему. Даже мое первое восхождение на вершину словно случилось когда-то очень давно и уже не поддавалось описанию словами. Так что :ж:е принесло мне все случившееся со мной?
Бескрайнее изумление от того, что все это было так непохоже на мои ожидания. Полнейшее разочарование. С прошлым было покончено, все было забыто. Однако теперь там, наверху, стала вырисовываться главная вершина, погру:ж:енная в какой-то неземной свет, словно в сновидении.
Формы огромных снежных грибов становились все более призрачными, их тени-как-то странно похожими на чьи-то физиономии. Казалось, все вокруг ожило, и там, впереди меня, по ровному снегу двигалась длинная тень Германа; она то сгибалась
почти пополам, то выпрямлялась, а' порой даже прыгала куда-то. Было мертвенно-тихо. Солнце почти зашло. Могло ли в жизни быть что-либо более прекрасное?
Я остановился на мгновение, тяжело опершись на лыжные палки затем двинулся дальше, улыбаясь самому себе. Там был Герман, упорно шедший вперед. Мы поднимались на вершину вместе. Да, мы : продолжали идти на нее в темноте, однако впереди , нас светилось какое-то сияние, ореол, словно обволакивающий своим светом все наши земные желания и даже саму нашу жизнь.
Нacтyпил момент невыразимой словами истины, полнои тишины окружающего нас пространства. Это было само совершенство. Дрожащее в дымке солнце склонялось к самому горизонту. Внизу под нами была ночь, под ней раскинулся мир людей. Только здесь, наверху, и только для нас был свет. Сразу же за Гашербрумомвершины сверкали во всей своей магической красе, чуть дальшеЧоголиза, похожая на стропильную ногу. Прямо перед нами в последних лучах заходящего солнца парила в высоте массивная голова К2. Ее мягкие, словно бархаm, краски вливались в цветовую гамму ночи. Снег был подернут каким-то темно-оранжевыл'! налетом, в то время как небо сохраняло замечательную синеву. Пока я вглядывался во все это, огромная темная пирамида возникла над бескрайними просторами Тибета и вскоре растаяла в дымчатой неосязаемой дали-это была тень Броуд-пика.
Так мы и стояли, не произнося ни слова, и молча пожали друг другу руки. Где-то внизу на горизонте вспыхнула узенькая полоска света-луч, который сумел пробиться к нам сквозь тьму, чтобы обласкать последние несколько метров вершины. Мы посмотрели на снег под ногами и с изумлением увидели, что он пылал. Затем свет погас.
Им еще предстоял спуск. К счастью, ярко светила луна, и Димбергер и Буль смогли добрести в изнеможении до своей палатки в 900 метрах ниже.
Это было блестящее достижение впервые пик высотой свыше 8000 метров покорился такой малочисленной экспедиции, все участники которой достигли вершины. К сожалению, это так и не способствовало сближению обоих пар, даже наоборот, все, что случилось в тот день, только усугубило разрыв между ними. Буль очень болезненно реагировал на поведение тех двоих, которые оставили его позади, чтобы самим идти к вершине. Шмука, который хотел, чтобы экспедиция добилась весомого успеха, привела в ужас та степень риска, на которую пошли Буль и Димбергер. Обе пары почти перестали общаться друг с другом. Они еще раньше договорились, что каждая из них самостоятельно спустит свое снаряжение-палатки и прочее с горы. Будучи намного свежее физически, Винтерштеллер и Шмук закончили работу быстрее Буля и Димбергера. Затем, даже не предупредив их, отправились покорять другой пик. Они выбрали Скилбрум великолепный крутой снежный пик высотой примерно 7420 метров, который был виден из их базового лагеря, как раз напротив массива К2, по другую сторону ледника Савойя. Это было смелое восхождение, выполненное мощно, методично, быстро и без шумихи. Они спустились на лыжах к подножию горы, и все предприятие-от выхода из базового лагеря до возвращения в него заняло всего шестеро суток.
Сразу после восхождения Буль желал только возвращения домой; он сильно устал и был деморализован своей неспособностью выдерживать нагрузки наравне с другими, но когда узнал, что тем двоим удалось ускользнуть, чтобы покорить еще одну вершину, он почувствовал, что его предали. Молодой, физически крепкий, полный энтузиазма Димбергер тоже страстно желал совершить еще одно восхождение. Они и раньше обсуждали возможность проведения разведки пиков группы Гашербрума, попытки восхождения на Митре-красивую сравнительно небольшую вершину высотой примерно 6010 метров, расположенную в месте слияния ледников Балторо и Верхнего Балторо, или даже на башню Транго 6250-метровый скальный пик, крутой и стройный, словно гигантская дымовая труба, который был покорен англичанами в 1975 году. Дух соревнования, несомненно стимулируемый неиссякаемым энтузиазмом Димбергера, вернул силы Булю, и они теперь стали обсуждать куда более честолюбивые планы. А не попробовать ли взойти на Чоголизу-по-видимому, самую красивую вершину в районе Балторо с ее длинными гребнями, с желобами и гигантскими карнизами? При высоте 7654 метра она была заметно выше Скилбрума очень серьезное искушение, когда на карту поставлено честолюбие. Они хотели отправиться на восхождение, не дожидаясь возвращения тех двоих, однако Булю, как и на Броуд-пике, требовалось время, чтобы включиться в работу, поэтому Димбергер пошел вперед, обещая маркировать путь, чтобы Буль мог идти по его следам. Винтерштеллер и Шмук вернулись раньше, чем Буль был готов к выходу, однако тот так и не сказал им о своих планах и ускользнул из лагеря в тот же вечер, после того как те двое улеглись спать. Он оставил записку, в которой сообщил, что Димбергер ушел к подножию Гашербрума, чтобы пофотографировать, и что он следует за ним.
Димбергер был рад приходу Буля и обрадовался еще сильнее, когда увидел, что Буль, по всей видимости, хорошо восстановил свои силы. Это напоминало настоящее возрождение: Буль был полон энтузиазма к восхождению и шел настолько хорошо, что стал даже настаивать на том, чтобы протаптывать путь в течение их первого дня работы на горе. Их восхождение должно было пройти в истинно альпийском стиле, без заброски грузов, как это было на Броуд-пике. Они собирались выйти на маршрут от подножия, захватив с собой палатку, немного продуктов, примус и веревку, чтобы идти, не останавливаясь, до вершины. Это был метод, который Винтерштеллер и Шмук применили на Скилбруме; однако Чоголиза не только более высокая, но и намного более трудоемкая гора с гребнями большой протяженности.
Они начали восхождение с грузом примерно по 29,5 кг, прокладывая путь по нижнему леднику Чоголизы. К 24 июня восходители доставили палатку и снаряжение на контрфорс горы. Погода стояла неустойчивая, с эпизодическими снегопадами, и они использовали каждое прояснение, чтобы продвигаться вверх по гребню словно черепахи, т. е. переносили свой кров (палатку) на себе. Они великолепно сработались и свыклись с капризами стихии; мечтали о совместных восхождениях в будущем о траверсе Монблана той же осенью, о Ракапоши на следующий год, может быть, даже о восхождении на Балторо Кангри, которая временами показывалась сквозь разрывы в облаках, после того как они покончат с Чоголизой.