Броуд-nик-величественная трехглавая гора высотой 8047 м. Буль выбрал маршрут по крутому снежному склону, который виден на фотографии справа. Это была первая экспедиция на восьмитысячник с небольшим числом участников. Броуд-пuк, западный склон. Вид из лагеря 3 на высоте чуть ниже 7000-м на Машер6рум.

Конвеем, первым европейцем, проникшим в район Верхнего Балторо,-великолепная гора; увенчанная тремя массивными вершинами, она доминирует с востока над ледником Годвин-Остен. В 1954 году эту вершину пытался покорить Херлигкоффер; положившись на носильщиков хун за, он выбрал вроде бы самый легкий маршрут, который на деле оказался страшно опасным, так как вел прямо в зону большой лавинной опасности. Кроме того, восходителей, по-видимому, извели сильный холод и ветер, поскольку они выступили. ранней осенью и в результате были вынуждены отказаться от своей попытки, находясь еще далеко внизу. Буль избрал намного более смелый, но более безопасный маршрут вверх по крутому западному гребню горы. Сначала все шло гладко, и им удалось поднять грузы на 915 метров вверх в первый лагерь, затем еще на 610 метров на плечо на высоте 6405 метров, где Буль и Винтерштеллер установили второй лагерь. На этой стадии чeтвeркa работала еще слаженно, но Винтерштеллер шел намного быстрее Буля, с чем тому было трудно примириться. Он стал жаловаться, что Винтерштеллер все время убегает и с ним невозможно работать.
Но даже при этом они продолжали прокладывать маршрут по небольшому плато, а затем вверх по гладкому крутому ледовому склону, навесив там перильную веревку, которую они нашли в снегу ниже по склону горы, оставленную еще экспедицией Херлигкоффера. Буль и Винтерштеллер обнаружили также небольшой запас итальянской салями, которую, должно быть, экспедиция 1954 года нашла в базовом лагере экспедиции на К2. Три года спустя в размороженном состоянии колбаса все еще не утратила своего вкуса.
Разразился жестокий шторм, и на несколько дней они спустились в базовый лагерь. Когда 26 мая погода прояснилась, Буль возобновил работу в паре с Димбергером, который прислушался к его претензиям и, что было еще важнее, стал соразмерять свой темп с темпом движения Буля. Буль и Димбергер завершали прокладывание маршрута до месторасположения лагеря 3 на высоте почти 7000 метров, в то время как двое других переносили вслед за ними запасы продуктов и снаряжения. Вечером 28 мая все четверо перебрались в верхний лагерь, надеясь выйти на штурм вершины на следующий день.
Первое, что обнаружилось ранним утром,сильный мороз, так как это был западный склон; солнце показалось над гребнем горы только через несколько часов. Они выступили на рассвете и сначала уверенно продвигались вперед, но затем попали в глубокий сыпучий снег. Скорость упала, они едва тащились, увязая в снегу. Шли не связываясь, каждый в своем темпе, Винтерштеллер и Димбер~ гер впереди, Буль и Шмук метрах в сорока пяти сзади. Только к середине дня они достигли седловины между центральной и главной вершинами. Медленно, настойчиво они пробивались вперед и наконец достигли такого места, которое сочли за вершину. Вокруг них клубился туман, но вершинный гребень продолжал, извиваясь, тянуться дальше. Они проследил и за его ходом и увидели, что сначала он шел вниз, а затем снова поднимался к настоящей вершине, которая была, несомненно, метров на восемнадцать или около этого выше их настоящего наблюдательного пункта. Уже 6.30 вечера. Они измотаны, деморализованы своим разочарованием, погода казалась неустойчивой, и было очень холодно. Буль и Шмук жаловались на замерзшие пальцы ног. Они повернули назад. Они находились так близко к цели, и как только оказались в базовом лагере, начали сказываться их разочарование, презрение к самим себе за проявленную минутную слабость. Хотя их единство было весьма непрочны, до сего момента вся четверка взаимодействовала хорошо, однако теперь заявили о себе скрытые до сих пор разногласия, по мере того как становилось ясно, что придется повторить восхождение просто чтобы преодолеть какие-то последние двадцать метров.
Через несколько суток погода улучшилась, и альпинисты вернулись в высотный лагерь. Буль и Димбергер разместились в одной палатке, Винтерштеллер и Шмук В другой. В ту ночь никому как следует не спалось, все ощущали какое-то напряжение, почти упадок духовных и физических сил; перед ними лежало лишь совсем немного неизведанного, нужно было только приложить усилие, проделать скучную работу, которая была им уже хорошо известна. В 2.30 утра 9 июня было ужасно холодно: -25С внутри палатки, снаружи, вероятно, до -30С. Однако ночь была удивительно ясной, и ветер окончательно стих, когда восходители выступили в предрассветных сумерках. Буль и Димбергер отправились первыми, пробиваясь сквозь темень, скрипя кошками по плотному, смерзшемуся снегу. Идти было значительно легче, чем при первой попытке, однако было отчаянно холодно. Ноги Буля онемели, но он продолжал идти до тех пор, пока наконец над вершинным гребнем, который был все еще далеко, не показалось солнце, хоть немного смягчившее сильный холод. Буль остановился и снял ботинки, чтобы помассировать свои и так уже сильно помороженные и частично ампутированные пальцы. Подошли Винтерштеллер и Шмук, они тоже сняли обувь, но быстро восстановили кровообращение. Все были готовы продолжать движение, кроме Буля.
На горе не принято мешкать: там поставлено на карту слишком многое-вершина, риск получить обморожение, сама жизнь. При второй попытке они уже не представляли собой сплоченную четверку: это были две пары, которые по воле случая оказались на одном маршруте. Когда Винтерштеллер и Шмук очень энергично двинулись вперед, Буль весьма болезненно реагировал на это; в то время как силы его товарищей после первой попытки возросли, у него они, наоборот, иссякли. Он утратил выносливость, а признаваться в этом даже самому себе очень трудно.
Димбергер остался с Булем, медленно продвигаясь вместе с ним, по мере того как расстояние между двумя парами увеличивалось. Буль все же восстановил кровообращение в своих поврежденных ногах, но испытывал почти невыносимую боль, от которой слабел все больше и больше. Примерно в 1.30 дня они достигли седловины между двумя пиками. Силы почти оставили Буля, и ему пришлось лечь. Димбергер уговорил его съесть несколько сушеных слив и проглотить немного холодного чая. Они отдыхали примерно час. Димбергер сдерживал нетерпение, чтобы дать своему товарищу возможность собраться с силами. Затем они тронулись в путь снова.
Для Буля каждый шаг был мучением, солнце теперь ярко светило с безоблачного неба, расслабляя и отнимая последние силы; несколько медленных шагов, отдых, снова несколько шагов, новый отдых, и с каждым разом шагов становилось меньше, отдых делался продолжительнее, продвижение-все более мучительным. Между тем время шло. Других альпинистов не было видно, только их следы вились вверх по склону по направлению к ложной вершине, которая так предательски поступила с ними во время первой попытки. Было уже пять часов, но они были все еще далеко от достигнутой прежде высоты. У них не было больше шансов добраться до вершины до наступления темноты, а при таком темпе продвижения вообще никаких шансов дойти до нее. Это было жестоким испытанием для Димбергера, однако он добровольно продолжал придерживаться темпа партнера. Положение стало настолько безнадежным, что он попросил у Буля разрешения двигаться к вершине самостоятельно. Буль согласился, и Димбергер прибавил шагу, чувствуя, как силы возвращаются к нему вместе с новой надеждой. Достигнув ложной вершины, он оглянулся назад на Буля и увидел, что тот сидит в прежнем положении, в котором он оставил e~o, глядя перед собой, словно в пустоту. Димбергер видел впереди две крошечные точки, которые-сл~ подчеркивали всю громадность ГОрЫ,это были Винтерштел~ лер и Шмук, которые уже добрались до вершинноI го склона.
Димбергер направился по вершинному гребню, тяжело дыша, его одолевало головокружение. Полчаса ушло на то, чтобы дойти до вершинного склона. Винтерштеллер и Шмук были уже на вершине.
- «Я хотел обменяться рукопожатиями с ними,рассказывал мне Димбергер,и был метрах в десяти от них, но они не стали меня ждать и покинули вершину прежде, чем я ступил на нее. Мне не понравилось это».
Димбергер остался на вершине один и оглянулся вокруг.
- «Куда бы я ни посмотрел, всюду видел море горных вершин. Там, вдалеке, был Памир; дальше, левее, высилась Нангаnарбат; в 125 милях по nрямой громоздился на 8611 метров К2, чуть возвышаясь над соседствующей с ним верцlUНОЙ. Я смотрел на эту вершину с благоговением, понимая, что мои 8047 метров значительно уступают такой высоте. Чтобы как-то скомпенсировать это ощущение, я глянул вниз и вдаль и там распознал довольно коренастого карлика-это был гордо приподнятый остроконечный пик Митре высотой 6010 метров. За ним в воздухе парил Машербрум, который нисколько не утратил своего величия. Рядом, у подножья Митре лежала Конкордия. Мои глаза смотрели на нее с высоты почти 3600 метров. Затем я стал разглядывать наш маршрут по леднику Балторо. Буро-зеленое пятно в его дальнем конце было, вероятно, Пайджу-последним оазисом перед тем, как мы ступили на лед. Я не мог оторвать глаз от него: я не видел ничего зеленого уже шесть недель... Да, ведь сегодня должен быть Троицын день! Дома сейчас деревья в цвету, луга покрылись сочной зеленой травой.. наверно, там, дома, вспоминают о нас. Однако вокруг меня были лишь безмолвные пики. И вдруг я почувствовал ужасное одиночество».