Но веревка оказалась
слишком короткой, до площадки не хватало мегров десяти. Тогда Уилланс
предпринял последнюю попытку спасти товарища. Без ледоруба и страхующей веревки
он пролез на «кошках» почти к тому месту, где беспомощно вниз головой висел
Бахугуна. Он был без сознания, но еще жив. Уилланс, удерживаясь на ледяной
стене только на зубьях обоих «кошек», не смогли к нему приблизиться и помочь
умирающему индийскому альпинисту.
Пробиваясь сквозь метель, спасательная
группа с большим трудом нашла путь в лагерь, добравшись туда лишь на рассвете.
Ориентиром служили воткнутые в снег лыжные налки.
Выйдя утром из палаткн,
Акст беспечно осведомился: «Как чувствует себя Харш?» «Он мертв»,ответил кто-то
по-немецки.
В 10 часов утра начальник
экспедиции начал расследовать обстоятельства этого трагического случая. Он
потребовал, чтобы вся беседа была занисана на магнитофонную пленку. Выслушав
объяснение участников спасательной группы, хриплым от простуды шёпотом, под вой бушевавшей
за тонкими стенками палатки непогоды Диренфурт задал Аксту только два вопроса:
Первый. «Почему
вы шли не связавшись?» Ответ: «У нас кончилась веревка. Мы закрепили
весь ее запас на пути к лагерю III. И спуск не казался столь опасным».
Второй. «Почему, не
дождавшись Бахугуны, вы спустились в лагерь, а не вернулись к нему на помощь?»
Ответ: «Я очень замерз и подумал, что лучше позвать на помощь товарищей».
Подобные вонросы
задавались Аксту еще не раз. Буря свирепствовала целую неделю, только после
этого альпинисты сумели снять тело погибшего товарища. Труп Харша Бахугуны был
спущен в долину и, по индийскому обычаю, сожжен у подножия знаменитого ледопада
Кхумбу. Часть пепла была рассеяна по окружающим вершинам, а часть передана
вдове.
Последняя неделя апреля
началась с того, что врач экспедиции Стил спустил в походный госпиталь в базовом
лагере шесть участников, разболевшихся из-за непогоды.
После гибели Бахугуны
отношения между аль.пинистами разных национальностей ухудшились. И в конце
концов вырвались наружу кипящие страсти, спор разгорелся из-за дальнейшей
тактики экспедиции. Собранная наспех, «несхоженная», разношерстная экспедиция
начала разваливаться. Первым о своем отъезде заявил Тони Хибелер, редактор
издаваемого в Мюнхене популярного журнала «Альпинизмус». У него от недостатка
питания заболели ноги, к тому же он был подавлен гибелью Бахугуны. Собрались
вниз норвежцы, которые были особо дружны
с Бахугуной.
Основные разногласия
касались теперь маршрутов восхождения. Англичане, японцы и другие считали, что
все оставшиеся ресурсы экспедиции следует сосредоточить на маршруте по юго-западной
стене. Вопрос о маршрутах был поставлен на голосование, для участия в котором
пригласили и шерпов. Подавляющее число голосов было подано за восхождение по
стене. Протестовали только француз, итальянец и швейцарцы, поскольку это
решение закрывало им в 1971 году путь на вершину Джомолунгмы, а таскать груз
для других они категорически отказывались.
Француз заявил: «Они
хотят, чтобы я, Пьер Мазо, депутат Национального собрания Франции, превратился
в шерпа и стал таскать снаряжение для англосаксов и японцев. Никогда! Предложив
мне это, Bы оскорбляете не
меня, а Францию!» Мазо поддержал итальянец Карло Маури, и они оба, спустившись
в базовый лагерь, стали готовиться к отъезду из экспедиции. За ними, сославшись
на болезнь, последовали супруги Воше.
Вскоре в базовый лагерь
спустился и заболевший начальник экспедиции Диренфурт. Он надеялся уговорить
беглецов остаться, но ничего из этого не вышло. Вот что рассказывает об этих
«переговорах» один из участвующих в экспедиции журналистов: «На другой день в лагере
началась словесная перепалка на четырех языках, которую надолго запомнят седые
Гималаи. Кто-то, надеясь разрядить напряженную обстановку, достал бутылку
виски. Однако это только подлило масла в огонь.